Предисловие
Свиток Песнь Песней - Предисловие
Священное Писание, как явствует из его названия, должно говорить о священных же вещах: о Б-ге и о Сотворении мира, о месте человека на земле и о взаимоотношениях чело века и Творца. Собственно, этим вечным темам посвящены 23 книги Танаха — канонического Писания. Но есть в нем двадцать четвертая книга — Песнь Песней — книга любви. В ней ни разу не упомянут Всевышний. При первом и втором прочтении в ней не удается найти ни одного признака, хотя бы отдаленно связывающего эту книгу с религией. Конечно, любовь — великое дело, но ее следовало бы оставить поэтам. Да и вообще, Песнью Песней религиозного канона должен был бы стать какой-либо возвышенный гимн Творцу. Вместо этого нам предлагается история запутанных любовных отношений: рас сказ о том, как юноша и девушка встретились, полюбили друг друга и после долгих ухаживаний соединились. Любовь занимает огромное место в человеческих отношениях, в Писании есть несколько рассказов о любви. Например: «И взял Ицхак Ривку, и ввел ее в шатер матери своей, и полюбил ее, и утешился Ицхак по смерти матери своей» (Берешит, 24:67). На первый взгляд, это рассказ о женитьбе по родительскому сговору. Но при этом сказано: «...и полюбил Ицхак Ривку». Можно жениться без любви,— как бы говорит Писание, — но нельзя жить без любви. Сын Ицхака женится совсем иначе: «И полюбил Яаков Рахель... И работал Яаков за нее семь лет. И были они в глазах его, как счи танные дни, по его великой любви к ней» (Берешит, 29:18-20). Это рассказ о женитьбе по люб ви. Но в обоих приведенных случаях любовный рассказ является частью того, что называется «Священной историей» — так женились патриархи, а любые их поступки имеют огромное зна чение. Но ведь Песнь Песней повествует о люб ви ничем не примечательных героев!
Почему же Песнь Песней была включена в канонический текст Писания Великим Собранием в четвертом веке до н.э? Почему Песнь Песней стала неотъемлемой частью канона, то есть признана священным текстом, заслуживающим изучения и чтения во все времена? Одно из преданий рассказывает про людей, которые утверждали состав канона, что они «сорок дней и ночей постились и молились Всевышнему, что бы не было на земле места любовному соблазну». Сама мысль, что такие люди нашли возможным и необходимым включить книгу земной любви в религиозный канон, изумляет.
В Тосефте рассказывается, что спустя при близительно 400 лет после того, как состав Писания был утвержден, была предпринята попытка изъять три произведения из канона. В следующем поколении после этой попытки велся любопытный спор, о каких именно книгах шла речь. Выясняется, что обсуждалось две книги: Песнь Песней и Когелет (Экклезиаст). Все единогласно признают, что был поднят вопрос об изъятии из канона книги Когелет. Но далеко не все согласны, что аналогичный вопрос об изъятии Песни Песней даже обсуждался. Рабби Акива категорично высказался против такого предположения: «Боже упаси! Все книги Писания — святы, но Песнь Песней святая святых». С его позицией соглашается ряд авторитетов. Но в конце концов, нам становится ясно, что вопрос о святости Песни Песней все же обсуждался и был однозначно решен в пользу сохранения книги в каноне. Что же касается книги Когелет (Экклезиаст), то один из участников дискуссии утверждает, что ее исключили из канона, однако впоследствии пересмотрели решение и вернули книгу в состав Писания. (Ядаим, 3:5).
Безусловно, любопытно, что автор приведенного свидетельства соединил в одно обсуждение вопрос о святости двух книг — Когелет (Экклезиаста) и Песни Песней. Вслед за ним попробуем сравнить содержание этих книг и их отношение к религии. Песнь Песней — книга любви, главная мысль которой выражается словами: «Стрелы ее (любви) — стрелы огненные, пламя великое. Воды великие не погасят любви, реки не затопят ее». Всякий человек, вскормленный на европейской культуре, знает, что религия склон на считать любовь чем-то греховным и разрешает семейные радости только «уступая грешной природе человека». И тем не менее, Песнь Песней — священная книга. С другой стороны — книга Когелет. Вся она построена вокруг обсуждения темы эфемерности бытия. Основная мысль ее состоит в том, что человек смертен и все дела его преходящи и с течением времен и человек, и все сделанное им исчезнут с лика земли. Только Б-г вечен, и только произведения Творца остаются в веках. Казалось бы, мысль, выраженная в книге, приличествует религиозному человеку, помыслы которого должны быть далеки от этого бренного мира. Да и Б-г упоминается в книге многократно, и заключительная мораль книги — «Почитай Б-га!» — казалось бы, гарантирует ей место в священном каноне.
Однако в приведенном свидетельстве все наоборот. Святость книги Когелет вызывает куда большие сомнения, чем Песнь Песней. Поразительно, книга любви — почти наверняка священная, практически очевидно, что знакомство с ней обязательно для любого религиозного человека, тогда как книга об эфемерности нашей жизни и о ничтожности трудов человека по сравнению с произведением рук Всевышнего — крайне подозрительна.
В этом парадоксе нашло выражение еврейского взгляда на мир. Иудаизм, выразителями которого являются мудрецы, участвовавшие в том обсуждении, считает себя религией жизни, религией этого мира. Да, иудаизм признает райскую вечную жизнь после смерти, даруемую в награду праведникам, но при этом Писание предпочитает уклониться от обсуждения этой темы и сосредоточиться на земных проблемах. Совершенно не случайно в самой Торе награда мира иного упоминается только намеком, тогда как награды земной жизни упоминаются много кратно. Причем эти награды имеют полностью бытовой характер (если бы слово «мещанский» не было так презираемо, то следовало бы употребить именно его): «И увидишь внуков своих и мир над Израилем» (Тегилим, 128:6), «И соберешь урожай свой и будет трава на лугах для твоего скота. И ты будешь есть досыта» (Дварим, 6). Такое мировоззрение Писания смущало многих людей, далеких от еврейской культуры. Все-таки в религии традиционно ищут чего-то возвышенного, читай — не от мира сего. По крайней мере, практически все средневековые христианские авторы считают такую приземленность слабым местом иудаизма. Все-таки в религии, традиционно, ищут чего-то возвышенного, читай — не от мира сего. Может быть, это связано с представлениями о том, что материя греховна по самой своей сути, и потому духовный человек должен жить, презирая все материальное.