Глава (для ознакомления)
Рав Шломо Йосеф Зевин - Голос в тишине - рассказы о чудесном - Том I - Простой Еврей
В одном из еврейских местечек Подолии жила-была супружеская пара. Со стороны посмотреть — совсем простые люди. Муж, Абрам, промышлял извозом. С утра запряжет свою лошадку, взмахнет кнутом — фью-и-ить!— и покатит помогать богатым становиться еще богаче, а бедным дальше тянуть лямку. Жена, Сара, ощипывала кур у резника, и вместо денег за работу этот добрый человек позволял ей собирать пух и перо для перин да подушек. В общем, свой скудный хлеб добывали Абрам и Сара в поте лица, подобно большинству жителей местечка. И подобно им, укладываясь вечером в постель, вздыхали, перед тем, как прошептать «Крияс Шма»:
сколько еще терпеть, Готеню, сколько еще терпеть?! Совсем, совсем простые люди. Но, положа руку на сердце, что мы знаем о простых людях? И есть ли вообще на свете простые люди? А уж простые евреи... Ведь внутри каждого из них трепещет частичка Всевышнего, теплится неугасимый огонек бессмертной души. Впрочем, не будем забегать вперед, ведь наш рассказ именно об этом. И была у Абрама и Сары одна неизбывная беда на двоих. С ее горечью поднимались они по утрам, ею обедали, ее запивали водой перед сном. Всевышний не осчастливил эту пару детьми. Бывает, случаются у женщин выкидыши, неудачные беременности, рождаются,
не про нас будет сказано, мертвые младенцы. Но у Сары не было даже этого. Просто ничего, никогда, никак и ни разу. В те годы еще не существовало искусственного оплодотворения, не собирали за большие деньги с миру по яйцеклетке, да и лекари в местечке были такие, что оторви да брось. К одному Всевышнему обращались Абрам и Сара, Его молили о помощи, на Его милость уповали. После того, как зажигала Сара субботние свечи, долгие минуты оставалась она с закрытыми глазами, крепко прижав ладони к лицу. Написано в древних книгах, будто в этот момент Всевышний принимает каждое слово, исходящее из уст женщины.
Так стояла Сара, без звука, без слов, только губы шевелились, изливая боль сердца. И казалось ей, будто душа ее трепещет и бьется, подобно пламени свечи, стремясь выскользнуть из оков тела и слиться с Великим и Добрым, от которого она оторвалась когда-то, спустившись на землю. Но не помнил Всевышний о Саре и оставлял ее без потомства. А субботние халы пекла она с особыми мыслями, по-особенному заводя тесто, и, когда погружала в него руки, молила доброго Бога не забывать ее и Абрашу и осчастливить их, наконец, мальчиком или девочкой. Когда же вынимала Сара противень с халами из печи и накрывала их чистым полотенцем, аромат поднимался такой,
что все собаки местечка начинали скулить от восторга, размазывая тягучие слюнки по мохнатым мордам. О, если бы барон Ротшильд попробовал хоть раз халы Сары, он тут же уволил бы своих поваров и каждый день ел только такую халу с желтым сливочным маслом и красной кетовой икрой. Барон, с его деньгами, мог бы себе такое позволить. Но не помнил Всевышний о Саре и оставлял ее без потомства. Каждое утро Абрам поднимался задолго до восхода солнца, шел на реку и окунался в быстрые воды, очищая тело и душу. А после направлялся в синагогу на ватикин — первый миньян — и молился с таким жаром и страстью, что казалось,
еще чуть-чуть и задымятся полы его талеса, и заскользят по нему трепещущие язычки пламени. В любую погоду приходил Абрам на реку: и в дождь, и в холод, и в жару. Зимой готовил с вечера прорубь, а утром, разбив кнутовищем свежий ледок, окунался с головой восемнадцать раз, моля милосердного Создателя не забывать его и Сару и осчастливить их, наконец, мальчиком или девочкой. Но не помнил Всевышний про Абрама и оставлял его без потомства. Прошли десять лет их супружества. Закон еврейский разрешает в таком случае развестись и попробовать счастья в новом доме. Но у Абрама и Сары даже мысли такой не возникло.
Им так хорошо было в ветхом домишке, так тепло и уютно за его почерневшими, покосившимися стенами, что они и думать не хотели о другой семье, и только молили Святого, да будет благословенно Его имя, сжалиться над ними. В один из дней задержался Абрам на вечерней молитве в синагоге. Уже давно закончился миньян, разошлись по домам прихожане, а он все стоял, и слова сами собой текли из его уст. Пусто стало в синагоге, пусто и тихо, и Абрам не выдержал, заплакал, заголосил во все горло. И укорял он Всевышнего, и молил его, и требовал, и жаловался. Вдруг с балкона донеслись кряхтенье и кашель.
Абрам поначалу испугался, уж не шед ли забрался на женскую половину, но вспомнил, что иногда там оставляли ночевать путников, проходивших через местечко. Он не ошибся, спустя минуту занавеска на балконе раздвинулась и оттуда показалась кудлатая голова незнакомца. — Я извиняюсь, — произнес он, потирая глаза, — но вы разбудили меня, и я поневоле слышал ваши молитвы. Хотел бы понять, о чем вы плачете? Немедленно отправляйтесь к Магиду в Кожниц. Для него выпросить у Всевышнего ребенка все равно, что вам выпить стакан воды. Абрам в сомнении покачал головой.
— Я вас умоляю, — продолжил незнакомец, — у Магида чудеса просто валяются под ногами. Вот как у вас тут солома, так там у него чудеса. Нет, если вы не хотите, разве кто заставляет... Рано утром Абрам посадил Сару в повозку, взмахнул кнутом — фью-и-ить! — и покатил в Кожниц. К Магиду они попали только на следующий день. Тот сидел в глубоком кресле, уставившись в книгу, и вид у него был, прямо скажем, не самый здоровый. Как только супруги подошли к столу, Магид поднял глаза и посмотрел на Абрама.